Волонтер Стас Губкин: Иногда командиры злятся и говорят, что все есть, но очередь на помощь большая

Известный волонтер из Днепра Стас Губкин, который до начала войны был популярным фотографом и имел много поклонников в соцсетях, рассказал корреспонденту "Відомо" о ключевых проблемах волонтерства, коварстве врага и об увиденном на Курщине.

- Какой была ваша жизнь до начала войны и после. Чем вы занимались и когда пришло осознание, что нужно что-то менять?

- До войны моя жизнь была полна приключений: я посетил 10 стран, а 11-й стала рф во время полномасштабного вторжения. Я любил путешествовать, открывать новые культуры, знакомиться с людьми и учить традиции. Мне удалось заниматься любимым делом и зарабатывать на этом. Жизнь была счастливой, пока не пришла беда, известная как рф.

Первые 3-4 дня после начала вторжения просто читал новости. Но потом понял, что могу делать больше, чем сидеть в телефоне. Тогда вместе с отцом начали ездить на карьер, "Парус", где набирали песок и доставляли его в воинские части в Днепре. Постепенно мы начали покупать стройматериалы в "Эпицентре", ведь наши военные укреплялись, а никто не знал, как далеко зайдет враг. Дальше мы задумались, что можем сделать еще большее. Поскольку у меня большая аудитория, мы начали сбор средств на амуницию, более тяжелое оборудование, которое тогда было трудно достать.

- Был ли у вас до этого опыт волонтерства? С какими сложностями пришлось сталкиваться и какие сложности возникают сейчас?

- Опыта в этом направлении не было, но я всегда старался помогать животным, как мог. Трудности, с которыми сталкиваемся, становятся мотивацией для людей. Иногда трудно объяснить, насколько важен сбор средств и как много может решить несколько дней — ведь активность часто бывает низкой. Само время оказывает огромное влияние на жизнь наших военных, и это усложняет мотивацию. Найти, купить и доставить все на передовую – это не проблема, но мы осознаем все риски, которые берем на себя.

- Первые выезды на передовую – что вас больше всего поразило и какие эмоции вы испытали?

- Страх и мандраж были сильными. В начале полномасштабного вторжения мы помогали медикам, зажимая раны ребятам. Тяжелых 300-х было очень много, и медиков не хватало, и мы стали их помощниками. Те кадры порой предстают перед глазами. Сейчас мы уже втянулись и приспособились к новым условиям.

- Война меняет людей. Есть ли у вас знакомые, которых вы хорошо знали, а после ухода воевать коренным образом изменились?

-Нет, ушедшие воевать не изменились. Возможно, у меня просто такой круг общения – все добрые, творческие люди. Возможно, жены военных могут больше сказать об изменениях в своих мужьях, но мы не общаемся на уровне жен, чтобы знать, как они себя чувствуют в определенных ситуациях. В нашем общении ничего не изменилось, просто теперь темы больше касаются военных дел. Иногда ловлю себя на мысли, что мы обсуждаем только военные темы. Когда пытаемся перейти к другим, все равно возвращаемся к тому, что нам поближе.

- Был ли случай, когда вы чувствовали, что ваша помощь кардинально изменила чью-то жизнь?

- Изменила – не знаю, но мы действительно чувствуем себя нужными. Мы привозили РЭБ, который существенно помог ребятам, ведь они раньше ездили без него. Также передавали автомобили для эвакуации, которые спасали тяжелых 300-х, вывозя их с позиций. Это не столько мы спасали, сколько спасал народ. Волонтер – это своего рода связной между армией и людьми. Есть многие, кто хочет помочь ВСУ, но не знает, куда направить свою помощь, чтобы ребята действительно получили все необходимое.

- Были ли события, которые отложились в памяти навсегда, что вас больше всего поразило?

-Сейчас не могу на это ответить, ведь мой организм до сих пор живет в режиме поездок на фронт. Сейчас трудно выделить что-то запомнившееся. Думаю, это можно будет сделать после войны, когда изменится привычный ритм жизни. Тогда появится возможность проанализировать оставшееся в памяти.

- На каких направлениях вы были? Отличаются ли потребности подразделений в зависимости от участка фронта?

- Нет, потребности не разнятся. Независимо от того, остаются ли ты в Запорожской, Донецкой, Харьковской области или на Курщине, они остаются актуальными. Мы всегда выделяем главные потребности. Например, зарядные станции, если они действительно необходимы для конкретного подразделения, связь – это старлинки, а машины – для всего подразделения, а не для одного человека. РЭБы – это то, что спасает жизнь наших ребят.

- Как относятся командиры частей к такой помощи? Мы часто слышим от должностных лиц, что ВСУ всем обеспечении, и в то же время мы видим постоянное собрание на все необходимое.

- Иногда командиры очень злятся, когда некоторые подразделения получают помощь. Мы всегда стараемся помогать всем, даже когда передаем машину, мы ее записываем на благотворительный фонд. Это позволяет передать автомобиль конкретному военнослужащему по его военному билету. Акт приема-передачи воинской части нам не нужен, ведь это разрешает законодательство.

Командиры возмущаются, поскольку помощь проходит не через них. Когда ты передаешь на воинскую часть, командование может решать, куда направить автомобиль или вообще не направить, и, к сожалению, такие проблемы существуют. В течение всего времени было около 5% случаев, когда мы собирали средства для ребят, очень просили машину для эвакуации. Потом связывалось командование и говорило: "У нас все есть. Почему вы собираете для ребят? Если хотите помочь, передайте машину на воинскую часть, а дальше мы сами решим, куда ее отдать". Они также отметили, что обращение ребят о помощи может привести к неприятностям. Такие случаи бывают, но их немного. Хотелось бы верить, что их станет еще меньше.

- Вы общаетесь с бойцами, чувствуете их настроение. На какие мысли это общение вас наталкивает?

- Ребята двигаются в ритме. Там нет настроений, ведь они ежеминутно выполняют одну из самых опасных работ в мире — защищают государство, страну и людей. Это самая трудная работа, и она требует постоянного внимания. Они не расслабляются и ничего не планируют, ведь как можно планировать, когда не знаешь, что произойдет через минуту? Это действительно сверхкрепкие люди, с максимальной отдачей выполняющие свою работу.

- Сегодня одни воюют, другие волонтерят, третьи работают в тылу на экономику, четвертые либо уклоняются, либо убегают за границу правдами-неправдами. Мы постоянно видим скандалы, сколько стоит отмазаться от фронта. Ваше отношение к этому и на ваш взгляд, насколько поляризовано сейчас общество?

- По моему мнению, государство должно сосредоточиться не на ухилянтах, а на том, чтобы нормально мотивировать людей. Я часто вижу комментарии типа: "А зачем мотивировать, какая еще нужна мотивация?" Но люди отдают себе отчет, что не хватает экипировки и дронов. Государство должно действовать в унисон с людьми и армией для обеспечения победы Украины. Вместо того, чтобы ловить уклонистов и проводить облавы, следует стимулировать людей. Надо создать условия, чтобы они могли донатить, поддерживать армию и вступать в ряды военных. Когда люди будут знать, что в случае ранения им все обеспечат, что у них есть качественная амуниция и что они не будут тратить свои деньги на нее, это повысит мотивацию. Они также должны быть уверены, что их дети останутся защищенными и получат образование. Власть должна показывать пример и мотивировать людей, ведь она является представителем народа. Иногда власти следует прислушиваться к обществу. Если существуют законы, их нужно соблюдать, но не только в контексте уклоняющихся. Следует рассматривать ситуацию с обеих сторон. Конституция не может быть на паузе; государство – это не только обязанности, но и права и социальные гарантии. От этого зависит формирование общества и мотивация людей.

– Как вообще ваш волонтерский опыт изменил ваши взгляды на жизнь или общество?

- Пока не могу ответить, потому что война еще продолжается, и мы продолжаем помогать. Сейчас трудно что-либо анализировать. Война показала кто есть кто: определенный процент людей "отсеялся", и некоторых, кого мы раньше считали классными, теперь видим по-другому. Часть из них относится к тем, кто думает: "Моя хата с краю, ничего не знаю". Но есть и те, кто действительно поддерживает и помогает Украине существовать. Поэтому на данном этапе трудно что-либо утверждать.

- Вы помогаете конкретным частям или конкретным подразделениям?

- Сейчас очень большая очередь, ведь с момента полномасштабного вторжения появилось много подразделений, и все они постоянно нуждаются в помощи. Когда ты закрываешь один запрос, помогаешь еще пяти, а те, кто уже получил поддержку, снова обращаются за помощью. Иногда стараемся брать новые подразделения, но всегда проверяем всю информацию.

- Какова была самая большая сумма донатов?

- Уже 5 тысяч долларов. Это человек с большой буквы, стоматолог из Днепра. Он закрыл сбор сбор ребятам на РЭБ для пехоты. Пехота очень страдает от дронов. Он лично закрыл этот сбор.

- Что для вас является самой большой мотивацией продолжать помогать другим?

- Это обычные люди, которые еще вчера были здесь учителями, врачами, водителями. А сейчас они защищают Украину. Это большая мотивация дальше поддерживать ребят и для сохранения Украины.

- Курское направление. Вы там были, какой видится ситуация волонтером?

- Люди недооценивают Курское направление. Многие говорят: "Зачем он нам нужен, если Донбасс под угрозой", но не понимают, что орки наступают на Донбассе, сбрасывая КАБы и уничтожая города. У нас есть очень сильные подразделения, которые работают на Курщине, и у них есть возможность проявить военное творчество. Там они могут делать засады и планировать операции, чего не хватает на Донбассе, где враг просто идет в атаку, не сохранняя своих людей. Эти наши сильные подразделения должны использовать свои возможности там, где это реально. С точки зрения переговоров любая война заканчивается переговорами, как показывает мировая история. Если говорить о границах 1991 года, то Курщина – это Украина. Это может стать сильным рычагом в переговорах и нанести серьезный удар по имиджу президента России.

- Сейчас враг недалеко от Покровска и часто мы слышим размышления, что вот-вот оккупанты дойдут до Днепропетровщины. На ваш взгляд, реальна ли такая угроза?

- Конечно реальная. На мой взгляд, наконец, Днепропетровская область очень сильно укрепляется.

- Очень много разговоров, что сегодня люди донатят на армию в разы меньше, чем в начале войны. Так ли это, и с чем вы лично связываете такую ситуацию?

- Конечно, так и есть. Как ни крути, определенный процент людей уже устал от роста цен. Зарплаты и пенсии не увеличиваются, и люди просто не могут донатить по таким ценам, ведь едва выживают. Это создает дополнительные трудности и важно понимать эту ситуацию.

- Дарят ли вам наши защитники какие-то трофеи? Какие наиболее ценные для вас?

- Трофеи передают. Бывало, что передавали нож из русской армии и триколоры-тряпки. Все это держу дома, а потом отдаю в музеи или просто дарю магазинам. И эти флаги могут использоваться даже как тряпки – просто бросают на пол.

- О чем мечтаете после нашей победы? Что сделаете в первую очередь?

- В первую очередь хочу встретиться с ребятами, с которыми мы бок о бок с 24 февраля. Мы договаривались собраться и выдохнуть, сказав "Ура", но не праздновать. Для Украины это трагедия – сколько уже утраченных жизней, сколько семей разрушено. Даже если Россия распадется, для меня это не будет праздником, ведь мы знаем, сколько людей уже не с нами. Это будет день памяти за героями, отдавших свою жизнь за Украину.