Психотерапевт Виктория Антонюк: Когда военный на меня кричит, это уже не пугает, ему нужно выплеснуть эмоции

Психотерапевт реабилитационного центра в Днепре Виктория Антонюк, рассказала корреспонденту "Відомо" об особенностях своей работы с военными, какие навыки для этого необходимы, как следует общаться с военными в повседневной жизни, как облегчить их адаптации после травм, и найти себя. На какие моменты следует обращать внимание при общении с военнослужащими, и какие проблемы возникают чаще всего.

- Виктория, расскажите немного о себе: как пришли в данный вид терапии, что повлияло на ваш выбор?

- Мне всегда нравилось общаться с людьми. Изначально я поступила на специальность "Психология" в 2020 году, просто потому, что это казалось интересным и перспективным направлением. Я не имела конкретного плана, но знала, что психология - это наука, которая может помочь людям и приносить пользу. Параллельно я училась на психотерапевта. Когда началось полномасштабное вторжение в 2022 году, я поняла, что не могу оставаться в стороне. Меня воспитывали как патриотку, и я хотела быть полезной на столько, на сколько это возможно. Тогда мне предложили пройти обучение по травматерапии, чтобы работать с военными. Я поступила в Международный институт последипломного образования Open doors в Киеве, где обучение проводят американские специалисты. Они научили меня работать с военными травмами. С ноября 2022 года я начала работать в этом реабилитационном центре, оказывая помощь тем, кто в этом нуждается.

- Как пришло понимание, что ваши профессиональные навыки могут пригодиться военным и их родным?

- Я поняла, что могу быть им полезной, когда осознала, что мой подход к работе с военными отличается от традиционного представления о психотерапии. Многие думают, что это только работа в кабинете. Но для меня это значительно шире - это помощь везде, где она нужна. Например, я могу пообщаться с военным на улице, в реанимации, когда он только попал после травмы, или даже в отделениях больницы.

Иногда меня просто просят: "Сделай что-то, и я иду. Я чувствую, что военным нужен человек, на которого они могут опереться, перед которым могут выговориться или даже выплеснуть свой гнев. Я понимаю, что их злость, направленная на меня, не касается меня лично - это лишь способ выразить свои эмоции из-за тяжелых обстоятельств. Ведь если они будут злиться на своих родных, это может вызвать еще больше недоразумений в семье. Я как специалист могу это выдержать и помочь им пережить этот момент.

Кроме того, я адаптирую свой подход под каждого. Например, если человеку нужна забота, как от матери, я спрашиваю: "Вы поели? Поспали?" Если им нужен друг или брат, я буду общаться соответственно. Я играю ту роль, которая им сейчас необходима, и вижу, что это помогает. Моя главная цель - вернуть им желание жить. Я с 2022 года работаю со многими военными и вижу, как они меняются: они возвращаются к жизни, проводят время с семьей, путешествуют, находят новые увлечения. И когда я вижу, что моя помощь пригодилась, это дает мне уверенность в правильности избранного пути.

- Какой вы видите свою миссию, и видите ли вы для себя продолжение ее после окончания войны?

- Я уверена, что после окончания войны моя работа станет еще важнее. Сейчас я работаю в основном с военными, которые получили ранения, но после войны к психотерапевтам будут обращаться все - и те, кто получил физические травмы, и те, кто вернется без ранений, но с различными психологическими состояниями. Это будет масштабный вызов, ведь одновременно вернется очень много людей, которые будут нуждаться в помощи.

Именно поэтому я уже сейчас работаю с военными, чтобы получить необходимый опыт и быть максимально полезной в будущем. Для меня важно не только помочь, но и построить доверие. Я откровенно говорю своим клиентам: "Для меня честь работать рядом с вами". И это не просто слова - это искреннее признание. Когда военный доверяет тебе, он может поделиться тем, чего не расскажет даже своей жене. Это нормально, ведь они пытаются защитить свою семью от боли. Я же предоставляю им пространство, где они могут выговориться, выплеснуть свои эмоции, и это дает им облегчение. Поэтому моя миссия - поддерживать военных и их семьи как сейчас, так и после войны. Я понимаю, что работы будет еще больше, но я готова принять этот вызов и продолжать помогать.

- Какие специфические знания или подготовка нужны для работы в этой сфере?

- Прежде всего нужно получить базовое образование психолога, которое включает 4 года бакалавриата. Магистратура - уже по желанию, но важно закончить дополнительное обучение в одном из направлений, которые специализируются на работе с травмами. Это может быть, например, травмо-фокусированная терапия, когнитивно-поведенческая терапия или другие методики. Также полезно комбинировать несколько подходов для достижения наилучших результатов. Очень важно понимать организм человека в целом.

Например, я работаю в реабилитационном центре, где сосредотачиваюсь не только на психическом состоянии пациентов, но и на их физическом состоянии. Военные часто приходят с травмами, которые влияют на их эмоциональное состояние, поэтому необходимо понимать, что произошло с телом пациента. Я изучаю терминологию, связанную с ранениями: как проводили операцию, как зашивали раны и так далее. Однажды я даже присутствовала на операции по ампутации и наблюдала процесс зашивания, чтобы лучше понять, что происходит. Эти знания помогают мне разговаривать с пациентами об их опыте и влиять на такие явления, как фантомная боль.

Фантомная боль - это сложное явление. Многие считают, что психологи могут ее вылечить, но, по словам нейрохирургов, это не всегда так. Если я вижу, что фантомная боль не прекращается, я советую пациентам обратиться к врачу. Врачи уже могут отправить к хирургу. Иногда даже на повторную операцию (реампутацию), если это необходимо. Таким образом, для работы в этой сфере важно иметь как теоретические знания по психологии, так и практические навыки, охватывающие понимание физических травм и их влияние на психику. Это позволяет эффективно помогать людям в самых сложных ситуациях.

- С какими основными проблемами чаще всего обращаются военные? А их семьи?

- Военные часто хотят понять, как им жить дальше после травм - физических или психологических. Их семьи тоже нередко не знают, как контактировать с человеком, который пережил травму или плен. Основная задача - помочь военному заново построить свою личность. В армии они часто теряют чувство индивидуальности: как сами военные говорят, там ты становишься "рабом системы". Моя задача - научить их слышать себя, свои желания, снова говорить "Я хочу". Без этого трудно вернуться к нормальной жизни, а депрессия становится реальным риском. Работа также направлена на то, чтобы помочь им почувствовать хотя бы небольшие радости жизни после того, что они пережили. Вернуться к обычным вещам, которые для них сейчас являются вызовом. Это не всегда легко, но это возможно. Даже маленькие шаги вперед важны для возвращения к жизни.

- По вашим наблюдениям, легко ли бойцы доверяются психологу?

- Я стараюсь создать условия, чтобы военные могли доверять мне с первого разговора. Мне всего 21 год, а военнослужащему может быть, например, 40. Однако они рассказывают мне о своих проблемах, даже о личных вещах, например, об отношениях с женой. Я выслушиваю, даю обратную связь и корректирую немного их мысли. Иногда они признают: "Ну да, вы правы". Мы обсуждаем возможные решения, как можно лучше поступить в той или иной ситуации. И когда военный соглашается со мной и делает так, как мы вместе договорились, а ситуация улучшается, я понимаю, что доверие между нами есть. За это время у меня не было случаев, когда я не могла найти контакт с военным. Даже если это была короткая встреча - час или всего 15 минут в реанимации, я уже адаптирована к таким условиям и умею быстро находить общий язык.

- Есть мнение среди военных психологов, что с военными надо общаться не только после возвращения с фронта, но и проводить определенную работу, когда человека мобилизовали и он не знает, что его ждет. Как вы относиться к такой превентивной терапии?

- Я считаю, что каждый военнослужащий на любом этапе своей службы должен получать психологическую помощь. Каждый человек в этом мире заслуживает поддержки и помощи. Например, однажды я встретила военного в реанимации. Врачи собрались на консилиум и обсуждали ампутацию конечности, ведь она уже имела синюшный оттенок. Если ее не ампутировать, это могло бы навредить организму. Врачи объяснили, что надо выбирать жизнь, и военный согласился. Однако, как человек, он осознавал, что вот-вот потеряет ногу. Я подошла к нему и начала разговор. Мы обсудили ситуацию, и я показала ему фотографии людей с такими же ампутациями, которые ведут активный образ жизни и делают все, что хотят. Это помогло ему понять, что жизнь продолжается, и с таким вызовом можно справиться. В этот момент его негативные фантазии сменились на мысли о возможностях. Как показывает практика, чем раньше начать вмешательство, тем легче будет человеку адаптироваться впоследствии.

- Как пережитое военными влияет на их отношения в семье?

- По-разному. Это зависит от военнослужащих. Если он не хочет никакую военному информацию домой приносить, то это и не будет влиять. Если военнослужащий закроется - то уже у жены будут вопросы.

- Есть ли случаи, когда помочь было чрезвычайно сложно?

- Наверное, мне легче посчитать случаи, когда было не сложно, ведь каждая военная травма уникальна. Не было еще такого, чтобы ситуация повторялась. Возможно, люди иногда похожи по характеру, но я не могу сравнивать их боль, чтобы не обесценивать: у кого легче, а у кого тяжелее. Иногда приходят гражданские и говорят: "Пожалуй, я не буду занимать ваше время, потому что вы работаете с военными". Но каждая травма важна, независимо от того, военный это или гражданский.

- Вам приходится видеть много людей со сложной судьбой, слышать порой жуткие истории. Как вы восстанавливаете свое эмоциональное состояние?

- Родными, ходьбой. Я писала диплом на тему "Влияет ли походка на психическое состояние?". Она снижает тревожность и депрессию, я замеряла показатели. Иногда, когда нет сил выйти на прогулку, я заставляю себя, потому что понимаю, что ходьба полезна для ментального состояния. Она, как и весь спорт, позволяет вывести ненужные эмоции через пот и гормоны, и тогда становится легче. Поэтому ходьба, природа, родные, еда - это то, что помогает восстановить силы, чувствовать себя, когда хочется, и когда не хочется. Это трудно, если честно. Не хочу создавать впечатление, что это легко. Я прошла через разные эмоциональные состояния после того, что происходило. Когда я начала работать с военными, мне было 19. В этот период военные часто унижали меня. Тогда это меня обижало, сейчас уже нет. Военные таким образом "затачивали" меня под свои требования. Поэтому сейчас, когда военный на меня кричит, это уже не пугает.

- Что помогает вам сохранять баланс между работой и личной жизнью?

- Родной человек, который ждет дома. Потому что без него я бы, пожалуй, не смогла. Раньше я тянула работу домой, но это очень сложный вопрос. Мы работаем не просто с людьми, а с теми, благодаря кому мы до сих пор существуем. Поэтому сказать, что я выхожу с работы и забываю о военных - не могу. Я не могу не думать о них, не могу не думать о пациентах. Они больше, чем просто пациенты. Они страдают из-за того, что другая страна решила, что может причинить боль. Это часть души, принадлежащая патриотизму.

Поэтому иногда бывает трудно. Идеальный баланс невозможно сохранить. Если есть возможность поспать или посмотреть фильм, чтобы отвлечься - я это делаю. Или пойти на прогулку. Но этот баланс иногда трудно держать, особенно когда видишь, что происходит на Deep State. Я даже не смотрю новости, потому что на работе военные рассказывают, что происходит на самом деле.

- Как долго обычно длится терапия для тех, кто пережил травматические события на войне?

- Нужно понимать самое главное: травмированный человек может лечиться всю жизнь. Это может длиться 2-3 года, а иногда и дольше. Я встречаю таких людей в остром периоде во время лечения и делаю все, что могу, чтобы помочь. Существует такая вещь у военных, что через год после травмы ментальное здоровье может снова ухудшиться. И это нормально - бывают откаты, и тогда нужно начинать все заново. Никто не может точно предсказать, будет ли так или не будет. Поэтому травмированного человека можно лечить долго, и важно не потерять терпение.

-Как вы помогаете своим подопечным адаптироваться к мирной жизни?

- Я вхожу с ними в мирную жизнь. Рядом с нами есть магазины, кафе, и просто гражданские люди, которые гуляют по паркам. Я хожу вместе с военными, и они привыкают к тому, что гражданские могут смотреть на их ампутации и травмы. Но это не значит, что эти люди плохие. Они такие, какие они есть. Научить военных думать, что для них не важно, что думают гражданские - это нормально, я считаю. Ну, смотрят на вашу ампутацию - и что с того? Это не меняет военных. Если вы себя уважаете, я вас уважаю - этого достаточно. И они действительно это понимают. Их будут уважать побратимы, семья, мы, другой гражданский мир - они разные, и под каждого не подстроишься. Я стараюсь побудить их выходить погулять, или проводить время с семьей, ходить туда, где есть гражданские, привыкать к этому.

- Мы говорим о советах военным, а как обществу научиться толерантно относиться к тем, кто вернулся с войны. Что люди в тылу должны осознавать для себя в первую очередь?

- Люди должны понимать, что жизнь - это дар. Военные, которые защищают нас, и дают этот дар! Потому что то, что они переживают, не переживает никто. И если не быть благодарными, то это "путь в один конец". Поэтому важно научиться говорить "Спасибо", переступить через свой эгоизм, страхи и просто сказать это. Ко мне подходят военные и говорят: "Мне сегодня сказали спасибо, представьте!", и им приятно это слышать. Не надо предлагать им деньги, предложите обнять. Если вы видите, что человек травмирован, не обязательно дергать и навязывать свою помощь. Предложите помощь, но если военный говорит "Сам", значит, он хочет справиться сам.

Иметь уважение – это важно. Не спрашивайте, если человек не хочет рассказывать о том, что он пережил на войне. Не спрашивайте о травме, если человек не хочет говорить. Если он захочет, то сам поделится. Не акцентируйте внимание на травме. Важно помнить, что перед вами, прежде всего, человек с другими интересами, воспоминаниями и личностью, кроме армии.

- Как, по вашему мнению, война меняет ментальное здоровье общества в целом?

- Ментальное здоровье изнашивается. И если не поддерживать себя, то этот процесс ускоряется. Важно научиться просить помощи у психотерапевтов или у родственников. Если вы чувствуете, что не справляетесь без медикоментозного лечения - это нормально. Надо понять, что в нынешних обстоятельствах консультации у психиатра - это нормально. Все мы уже не совсем здоровы. Мы не можем быть здоровыми в таких условиях. Постоянные просыпания от взрывов, переживания за родных, тревожность, депрессия из-за того, что ничего не меняется - это настолько истощает нас всех, что ментальное здоровье в любом случае будет страдать. Поэтому важно уделять внимание себе, иметь ресурсы, на которые можно опираться. Важно ходить к специалистам и уметь адаптироваться к обстоятельствам.

- По информации Всемирной организации здравоохранения, каждый четвертый украинец имеет расстройства психики из-за войны, и это количество только растет. Формируют ли в Украине систему психологической реабилитации на опыте других стран, таких как США, Франция, Израиль, которые отработали все протоколы реабилитации на практике?

- Когда я проходила обучение на травмо-терапевта, первое, что нам показали, это израильскую первую психологическую помощь. Например, после обстрела или другого травматического события, которое только что произошло на улице, и человек нуждается в первой психологической помощи. Первая психологическая помощь может помочь уменьшить симптомы и снизить вероятность развития ПТСР в будущем. Израильский опыт для нас очень ценен. Американские протоколы мы также используем. Частично согласно их правилам и этике мы консультируем. Их протоколы можно внедрять и здесь, а их опыт можно использовать до сих пор. У меня была встреча с американскими военнослужащими, которые рассказывали о своем опыте, и мы пришли к общим выводам. Поэтому они для нас - опора, и они действительно понимают, что нам нужна их поддержка. Они действительно хотят помочь, и мы принимаем эту помощь.

- Что, по вашему мнению, нужно сделать на уровне государства, чтобы улучшить поддержку военных и их семей?

- Необходимо создавать государственную стратегию, в рамках которой будет происходить обучение психологов-психотерапевтов, ориентированных на работу в психологических реабилитационных центрах. Нужно научиться создавать такие психологические центры. В Украине есть несколько, например, "Лесная поляна", которая работает с военными еще с 2014 года. Таких центров должно быть больше, и терапевтов, которые работают в таких условиях, тоже должно быть больше. По моему опыту, очень мало людей хотят работать в психотерапии с военными, потому что это сложно, появляются страхи. Я понимаю, что не стоит заставлять себя, если нет желания, но учиться этому стоит. Однако на государственном уровне не хватает специализированного образования для этой сферы.

- Можете поделиться историей успеха, которая вас особенно вдохновила?

- Таких историй много. Я в шутку называю своих военных "детьми", потому что, когда я их встречаю, по психическому состоянию они действительно напоминают детей. Им тяжело, и просто хочется поддержать их - как человек, как психотерапевт. Потом они растут. Я это называю "Учатся ходить", потому что они действительно учатся заново ходить после травм или ампутаций. И когда они приводят свою семью, своих детей, и делятся чем-то личным - это очень вдохновляет. Когда они возвращаются на работу или только ищут ее - для меня это успех. Но самый большой успех - это когда, после того, как человек лежал на 9-й операции, может самостоятельно сходить в душ, или радуется, что сам сходил за кофе или вышел на улицу. Для нас эти вещи кажутся обычными, а для тех, кто пережил столько, это большая победа.